Есть ли в России прецедент?

 ~ Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения

— Салтыков-Щедрин М. Е., великий русский писатель

Чего только не пишут в монографиях ученые мужи о правовом нигилизме русского народа: не образован, не обучаем, ментально не готов меняться, традиции не велят умнеть и так далее. Но так ли все однозначно?

На мой скромный взгляд, абсолютно нет. И здесь на ум приходит другая поговорка: про рыбу и ее голову. И я здесь вовсе не имею ввиду правящие круги державы. Все тривиальнее — куда суды, туда и народ. Какой поп, таков и приход.

Хотите знать почему, я расскажу интересную задачку для размышления!

В давнем, две тысячи лохматом году, в мою бытность студентом, первый трояк по профильному правовому предмету мне влепили за то, что я категорически не согласился (и до сих пор не согласен) с тем, что в России континентальная система права. Единственным полновесным аргументом преподавателя на тот момент был: «не хотите ли Вы мне сказать, что у нас прецедентная система?!»

Не хочу. И тогда не хотел, и сейчас не хочу!

Однако, и то, что у нас континентальная система права, став полноценным практиком, считаю категорическим заблуждением.

Для тех, кто не в курсе, континентальной системе права свойственна четкая кодификация законодательства — условное деление норм права на отрасли (гражданскую, уголовную, трудовую). С этим сложно поспорить, так оно и есть в России.

В континентальной же системе доминирует написанное в законе над истолкованным в суде. То есть закон важнее прецедента. Тут вот собака и порылась, что называется.

Любой практик знает, что в России есть так называемое «единообразие судебной практики». И тут все наперебой начинают кричать и спорить, что в России нет прецедента, что единообразие не подходит под прецедент! Почему-то вспоминая только постановления Пленума Верховного суда и почившего в бозе Высшего арбитражного суда.

Тут у меня споров никаких. Согласен. Все эти постановления, обзоры и прочая дребедень не прецедент и, внимание, она, эта самая практика, НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНА К ПРИМЕНЕНИЮ. Об этом казусе я уже упоминал ранее вот тут. Кому интересно — посмотрите.

О необязательности применения единообразия судебной практики говорит прежде всего тот факт, что это самое единообразие законом не урегулировано. Единообразие как бы есть, а закона о нем нет.

Равно нет в законе упоминаний о том, что является критерием для формирования единообразия практики, какие дела должны быть обобщены в единую практику. А самое главное — последствия неприменения этой самой единообразной практики прежде всего для самого судейского корпуса.

Будет ли отменено решение, которое вынесено по закону, но без учета единообразной судебной практики? Мой ответ: НЕТ с подавляющей долей вероятности.

Сейчас я проведу небольшое исследование, которое легко и просто проверить. Ради чистоты эксперимента приведу статистику самого Верховного суда только по уголовным делам.

Итак, единственный орган, который ведает за соблюдением этой самой единообразной практики — Президиум Верховного суда в порядке надзора (источник: ВСЕ процессуальные кодексы Российской Федерации).

В 2021 году в Президиуме Верховного Суда Российской Федерации рассмотрено 4 317 представлений и жалоб на судебные решения. В судебном заседании Президиума Верховного Суда Российской Федерации рассмотрено 230 уголовных дел. Удовлетворены жалобы и представления в отношении 222 лиц. В отношении одного лица отменен обвинительный приговор с направлением дела на новое судебное рассмотрение (источник: Обзор статистических данных о рассмотрении в Верховном Суде Российской Федерации в 2021 году административных, гражданских дел, дел по разрешению экономических споров, дел об административных правонарушениях и уголовных дел).

Более шокирующим является то, что судами, по словам собственно председателя Верховного суда Лебедева В.М., было рассмотрено порядка 770 000 уголовных дел. Приговоры вынесены в отношении 601 000 человек (источник: отчет работы судов по данным Верховного суда за 2021 год).

Не трудно понять, что на деле пресловутое единообразие применяется тогда, когда суд захочет его применять, потому что не обязан. Даже не потому, что так правильно, а потому, что риск поймать отмену по своему делу в порядке надзора настолько ничтожен, что нижестоящие судьи «спят спокойно». Да и за отмену такую ничего не будет.

Главный же «надзиратель» за единообразием — верхушка тех самых судов, которые его не желают слушать. Вот и получается, что в погоне за передовым вымпелом, приходится откровенно слабо реагировать на тотальное непослушание подчиненных. Или придется признавать, что подчиненные суды работают в явном и откровенном диссонансе с мнением уважаемых судей Верховного суда.

В этой связи вспоминается тот самый эпиграф, которым я начал эту статью.

И источником его являются решения Конституционного суда. Они-то и являют собой закон, порожденный как раз-таки судебной системой.

И любые рассуждения про то, что Конституционный суд не суд, а что-то другое — это как обосновывать белым черный цвет. Это суд.

По источнику и силе решение Конституционного суда в форме постановления представляет собой именно нормативный акт, носящий силу куда выше написанного закона, меняющего этот закон по сути, смыслу и содержанию, а иногда и вовсе его отменяющего.

Это как раз и есть прецедент, меняющий закон не просто в его применении, а в его содержании.

Последствия неприменения решений и толкований Конституционного суда также известны. Таковыми является признание решения суда незаконным, основанным на неконституционной норме или на неконституционном толковании (!!!) нормы закона. А вот несоблюдение Конституции РФ уже серьезное нарушение, за которое судью не похвалят.

Не забудем еще и про то, что решения Конституционного суда являются актами прямого действия — то есть применяются сразу и так, как написаны без права на дополнительное осмысление. Кроме того, они вступают в силу немедленно и не обжалуются.

Все это прямо и подробно написано в профильном Федеральном конституционном законе № 1-ФКЗ «О Конституционном суде Российской Федерации».

В довесок к теме размышлений, не будет лишним напомнить, что до последних политических событий в стране в российскую правовую систему были официально инсталлированы в качестве источников права решения Европейского Суда по правам человека (ЕСПЧ). По букве тогда действовавшего закона, правовые позиции ЕСПЧ должны были применяться национальными судами, а ответственность за деятельность судов нес бюджет России.

Дальше спорить — как переливать из пустого в порожнее. Это ли не прецедентное право?

____________________

В континентальной системе, как вы поняли, не может быть никакого «единообразия» или «обобщения» судебной практики, поскольку, на мой взгляд, это означает, что закон написан плохо. Что закон не раскрывает должным образом свои суть и смысл. А это ответственность законодательной власти, которая в таком случае выпустила суррогат или полуфабрикат вместо готового к применению продукта.

В прецедентной же системе, напротив, не может быть никакого «законом предусмотрено», ибо это вотчина сугубо судебной оценки. Только суд может истолковать во взаимосвязи с другими законами, что применяется, а что не заслуживает внимания или вообще не имеет права на жизнь. И именно в этой связи формируется судебный подход, который нельзя отменить простым косметическим переписыванием закона, т. к. прецедент всегда про поиск смысла и логики закона применительно к конкретной ситуации. Перепиши закон хоть двадцать раз, назови его по новому, оставив его суть — логика и подходы судебного прецедента останутся прежними.

В моем же понимании, российская правовая система давно представляет собой неудобный и непонятный симбиоз континентальной и прецедентной системы, который работает вопреки всему, но не может работать нормально и без сбоев.

Если бы меня услышали, я пожелал бы нашим законотворцам упорядочить интеллектуальную работу Верховного суда и защитить ее результаты именно на законодательном уровне. Отбросив все эти экивоки на тему «в России нет прецедента». Он есть. Это надо признать, развивать и защищать. В наших судах трудятся загруженные, но талантливые люди, которые вполне в состоянии выдавать качественные правовые позиции, если по простым делам за них это сделает единообразная судебная практика, носящая силу закона, который нельзя нарушать.

Если завтра постановления Верховного суда и обзоры судебной практики получат полноценное законодательное закрепление, если они в силу прямого указания закона завтра станут нормальным элементом правовой системы, а не сносками и записями на полях, если завтра единообразие судебной практики будет проверяться не в порядке надзора, а на всех стадиях проверки судебного акта, а ее игнорирование будет самостоятельным основанием отмены решения суда — это привнесет порядок в судебную систему России, а заодно и поднимет авторитет Верховного суда, к которому последнее время эта инстанция так тяготеет.

С другой стороны, как я и отметил, такие подходы станут прецедентом, который просто так не потерять и не обойти. Их надо будет знать и применять на практике, в первую очередь самими судами. Нельзя будет уже просто так сослаться на свое убеждение или усмотрение, если оно идет в разрез с прецедентом. Но это уже совершенно другая история.

Мы же в очередной раз зададимся риторическим вопросом, почему этого очевидного действия до сих пор не произошло? Qui bono? Qui prodest?